Мы осторожно переступили порог.
На высоких, до потолка, стеллажах выстроились в шеренги тысячи диковинных старинных книг в кожаных переплетах. Со стены на нас подозрительно смотрел армянский католикос Нарсес: «Кто еще опять пожаловал в мои апартаменты?».
Первосвященник помнит тут разных типов.
Князей с тростями. Пролетариев с маузерами в деревянных кобурах. Офицеров вермахта и НКВД в мундирах и партийных советских боссов в серых пиджачных парах. А тут еще эти приперлись. Кто знает, что у них на уме?
Воронцовская библиотека в Алупке могла погибнуть не один раз.
Ее мог пустить на самокрутки победивший гегемон.
Ее могли увезти в фатерлянд немцы.
Ее могли растерять в сырых московских подвалах библиотекари.
От гегемонов книги уберег бог, а от арийцев – Щеколдин
Обошлось.
До войны библиотека Воронцовского дворца-музея располагала уникальным, из тридцати тысяч томов, собранием книг на русском, французском, английском, итальянском языках. Основу ее составляли манус-крипты ХVIII – ХIХ вв., но были и совершенно редкие вещи – ХVII, ХVI и даже ХIV столетий. Например, Остромирово евангелие и рукописное жизнеописание московских князей. Находились в библиотеке и так называемые опильоны – материалы суда над Людовиком ХVI, выпущенные когда-то в Париже. Этого издания не было больше ни в одной советской библиотеке, даже во Франции оно настолько малодоступно, что до войны историки ездили из Парижа в Алупку, чтобы работать в Воронцовском музее.
Сейчас от того богатства осталось тысяч около десяти томов, половина из которых принадлежала самому Михаилу Воронцову – новороссийскому генерал-губернатору и первому хозяину знаменитого Алупкинского дворца. Остальные 5 тысяч томов попали во дворец из национализированных имений буржуев и помещиков, к примеру, из Мальцовского имения в Симеизе.
А могло и не остаться ничего.
От пьяных гегемонов книги уберег бог, а от офицеров вермахта – директор Воронцовского музея гражданин Щеколдин.
– Когда фашисты хотели львов великого итальянского мастера Бонани, это чудо из чудес из каррарского мрамора, забрать к себе в Германию, я чуть с ума не сошел от горя, я потерял голову, не отдавал, меня потащили в тюрьму, долго били, а я даже не чувствовал боли – думал о том, как больно будет им, если начнут их отламывать, – рассказывал Щеколдин публицисту Евгению Богату.
Или вот еще. Говорят, что однажды на глаза очередному немецкому «искусствоведу» попалась картина великого английского художника Уильяма Хогарта «Политик» - единственное его произведение, находившееся в советских музеях.
– А это просто очень хорошая копия, – нагло ответил немцу Щеколдин, зная, что его ждет расстрел, если «спец» догадается взглянуть на оборот картины, где имелись печати, удостоверяющие ее подлинность.
В конце концов Степан Григорьевич добился охранной грамоты самого Розенберга, и дворец, а вместе с ним и уникальная библиотека, были спасены от разграбления. Немцы шутили, что в музей к этому русскому без сменной обуви не вошел бы даже фюрер.
Когда в Алупку вошли совесткие войска, маршал Толбухин пожал Щеколдину руку и поблагодарил директора за спасение достояния первого в мире государства рабочих и крестьян.
Благодарность Толбухина, однако, не спасла Степана Григорьевича от карающего меча НКВД. За сотрудничество с оккупантами он получил десять лет лагерей и отправился в места не столь отдаленные. Официальной реабилитации восьмидесятисемилетний музейщик дождался только в 1991 году.
Однако вернемся-ка мы к нашим книгам.
Это только кажется, будто с изгнанием из Крыма немцев главная опасность для них миновала.
Нет.
На каждой из воронцовских книг есть три опознавательных знака.
Экслибрис Михаила Воронцова. Штамп дворца-музея. И штамп «объекта 13», за которым скрывалась государственная дача для высших советских руководителей, в которую превратили дворец после окончания Великой Отечественной войны.
Но и во времена госдачи книги оставались на месте. Уж не знаю, читали ли их советские партийные бонзы. Вряд ли, конечно. Но за сохранностью своего добра они следили исправно.
В Москве воронцовские книги перепутали с поленьями
Худшие времена настали в 1955 году, когда в Воронцовском дворце решили устроить... санаторий. Книги оказались ни к чему новому санаторно-курортному учреждению, и их отправили в Москву.
И там бы они и... Нет, не сгинули бы. Просто растерялись бы, разлетелись бы по разным библиотекам, если бы не все тот же гражданин Щеколдин. Степан Григорьевич отбыл свой срок, тяжким трудом искупив перед Родиной вину за сотрудничество с оккупантами, и поселился по соседству с Крымом – в Ставрополе. Узнав о том, что книги увезли из Алупки в Москву, он кинулся в Первопрестольную и принялся прочесывать многочисленные столичные библиотеки. Бесценные фолианты Степан Григорьевич отыскал сваленными, как поленья, под лестницей одного из московских институтов, где они благополучно никому не нужными пролежали... четверть века!
Усилиями самого Щеколдина, к тому времени уже пенсионера, и публициста Евгения Богата в конце восьмидесятых - самом начале девяностых годов воронцовские книжки стали возвращаться в Алупку. Успели вернуться тысяч десять...
А потом вдруг выяснилось, что Воронцовский дворец оказался в другой стране.
– Книги возвращались из Москвы в Алупку до объявления независимости Украины, – рассказывал нам нынешний директор Воронцовского дворца-музея Константин Касперович. – А потом Россия перестала возвращать книги в другую страну, и часть библиотеки так и осталась в Москве. Вернуть их сегодня, я думаю, уже нереально.
Была эта библиотека при жизни ее сиятельного хозяина, можно судить по сохранившимся во дворце каталогам, составленным рукой княжеского библиотекаря Александра Гревса.
Да, ныне из тридцати тысяч томов в алупкинской библиотеке осталось всего десять, но и они представляют бесконечную ценность.
– Библиотека энциклопедична по своему содержанию, – рассказывала нам сего-дняшний дворцовый библиотекарь Елена Филатова. – В ней представлены практически все отрасли наук и знаний. Книги по географии, истории, военному делу, сельскому хозяйству, словари, справочники, энциклопедии. В основном они датируются XVIII – началом XIX века, но есть книги, изданные и в начале XX ст., ведь библиотеку продолжали пополнять наследники - Воронцовы-Дашковы. Последней хозяйкой алупкинского дворца была Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова, эмигрировавшая из России в 1919 г.
Я развернул одну из старинных книг.
Может быть, ее когда-то держала в руках тетка Михаила Семеновича Воронцова, легендарная Екатерина Воронцова-Дашкова – первый президент созданной ею Российской академии русского языка и словесности. По крайней мере, известно, что часть книг князь получил от нее в наследство.
Елена Васильева показала нам рукописное родословие русских царей, составленное австрийским герольдмейстером Лаврентием Хуреличем в 1673 г. для Алексея Михайловича. Список с него, сделанный в 1783 г., принадлежал дедушке Михаила Воронцова – графу Роману Илларионовичу Воронцову. Чтобы пересчитать сохранившиеся экземпляры этого родословия, много пальцев одной руки.
Другой раритет – рукописная книжечка русского унтер-офицера Филиппа Ефремова, который путешествовал по Индии, Персии, Бухарии и преподнес свои заметки о заморских странах в дар Александру Романовичу Воронцову.
А вот старинная воронцовская лестница работы крепостных мастеров, по которой хозяева дворца и библиотекари взбирались когда-то, чтобы достать книжку с верхней полки. Елена Филатова из почтения к музейному экспонату этой лесенкой не пользуется. В углу стоит «классическая» уродливая советская лестница.
Взял книжечку наугад.
В библиотеке много французских и русских журналов того, воронцовского, времени: «Исторический вестник», «Отечественные записки», «Русский архив», «Русская старина».
И вправду русская старина.
Воронцовский глобус работы XVIII в. Мир остался на нем таким, каким был в ту эпоху. С русской Америкой – Аляской.
Были времена.
Князь Воронцов был бы очень удивлен, будь у него возможность взглянуть на современный глобус. У России не стало не токмо Аляски, но и всей княжеской Новороссии вместе с Крымом.
Елена Филатова запрещает трогать глобус. Говорит, что он нуждается в реставрации. Жаль, вместе с глобусом нельзя реставрировать мир.
Источник: Александр Мащенко, «Крымская правда»
